5. Распад социализма в СССР

История мирового социализма, в том числе и советского, так же как история мирового капитализма, демонстрирует различные формы его проявления. Если расположить социализм на тех же исторически--пространственных осях, мы также могли бы получить немало вариантов социализма. И как и любая политическая система, социализм мог реформироваться и развиваться. В любом случае, историческая практика показывает, что и та, и другая система поддавались реформированию. Был реформирован даже один из капиталистических вариантов -- фашизм, реформировались и жесткие социалистические варианты в Венгрии, Чехословакии, маодзэдунизм в КНР. В этой связи возникает вопрос, от чего зависят успехи или провалы реформ?

Реформы не удавались в двух случаях. В первом, когда система в силу ряда объективных причин нуждалась не в реформе, а в сломе, т.е. в революции. Тогда на смену неудавшихся реформаторов приходили революционеры, которые все крушили, расчищая почву для строительства новой системы. Примеров в истории более чем достаточно. Другой случай, когда система потенциально поддается реформе, а реформа не удается. Это происходит тогда, когда по воле обстоятельств на месте реформаторов оказываются случайные люди, интеллектуально беспомощные и безвольные политики, не способные выполнять свои исторические обязанности. Ясно, что ни Хрущев, ни тем более Брежнев не обладали качествами крупных реформаторов. Не хватало ни образования, ни теоретической широты, ни знания мирового опыта развития. В этом плане не повезло Советскому Союзу и с Горбачевым. Однако, все по порядку.

Кто развалил социализм?

Сейчас стало чуть ли не модным хвастаться своим участием в разрушении Советского Союза и социализма. Диссиденты эту "заслугу" присваивают себе, нынешние демократы уверяют, что это сделали они, а американские консерваторы приписывает авторство себе. Из последних совершенно откровенно об этом говорил сенатор от Канзаса Боб Доул, претендовавший на пост президента США от Республиканской партии.

В отличие от демагогов--демократов Доул, будучи консерватором, прям и откровенен. Он с гордостью писал: "Кто может сомневаться в том, что политика США сыграла центральную роль в распаде советского коммунизма? Величайший успех Америки и ее демократических союзников в Холодной войне -- это нечто, чем надо гордиться, и цена этой победы не должна быть забыта"129. В качестве "цены" он приводит затраты США на активность в Афганистане, Польше и "в других местах". В связи с этим Доул критикует "голубей" прошлого, полагая, что если бы США следовали их рекомендациям, распад советской империи был бы отсрочен на года, а то и десятилетия или вообще "никогда бы не состоялся". По его мнению, "падение советской империи не было ни неизбежным, ни предопределенным объективными историческими силами; скорее лидерство, действия и жертвы Запада привели к победе в Холодной войне".130

Сенатор, безусловно, прав в том смысле, что навязанная США и их союзниками гонка вооружений и в целом противостояние СССР с капиталистическим миром по всем азимутам неимоверно истощили силы советского государства. Один из западных аналитиков, Андре Гундер Франк, в одном из своих докладов подробно описывает "технологию выматывания" СССР, к которой прибегали США с середины 70--х к началу 80--х годов. Помимо навязывания гонки вооружения как способ "выматывания", Франк обращает внимание на негативные результаты выхода Советского Союза в "мировую экономику" через экспорт нефти. Повышение мировых цен на нефть, спровоцированное и организованное США, бумерангом ударило по советской экономике в целом, явившись одним из мощных разрушительных факторов последующего развала СССР, -- считает Франк.131

В этой связи, между прочим, нельзя сбрасывать и усилий Японии, честно, в силу своих возможностей, участвовавшей в борьбе против советского коммунизма. Причем, борьба эта носила не абстрактный характер как некоего аморфного члена Запада или абстрактного партнера США. Партнерство было реальное и ощутимое.

Например, военный вклад Японии в "сдерживании" Советского Союза определялся участием в системе безопасности с США, собственными вооруженными силами и предоставлением японских территорий для размещения американских баз. Этот вклад финансово определяется суммой затрат Японии на содержание сил самообороны, американских баз в Японии. На все это Советский Союз должен был адекватно отвечать, т.е. только "японская" часть его военных расходов должны были составлять в начале 80--х годов сумму, приблизительно равную 12--15 млрд. долл. ежегодно. Это -- не считая "американской части" на Дальнем Востоке.

Политический вклад с выходом на военно--политические аспекты связан с "играми" в стратегические треугольники с Китаем, особенно после подписания договора о мире и дружбе в 1978 г. В ответ на это Советский Союз, поверивший в перспективу подобного альянса, затратил немало средств как на укрепление своих границ с КНР, так и с Японией.

Яркой демонстрацией экономического вклада Японии в борьбе с Советским Союзом следует рассматривать экономические санкции начала 80--х годов.

Конечно, вклад Японии в разрушение СССР не сопоставим со вкладом США (одни военные расходы в пересчете на доллары составляли от 200 до 350 млрд долл), однако преуменьшать или вообще не замечать японских усилий в этой борьбе было бы несправедливо по отношению к правящим кругам этой страны. Все что могли сделать -- сделали. Заодно и заработали. И американцы в целом были довольны поведением своего военного союзника на Дальнем Востоке.

И все же проблема даже заключалось не в самом противостоянии, поскольку оно было идеологически неизбежным, а в искусстве противостояния, которым не обладало советское руководство, особенно брежневской поры. Были затрачены миллиарды долларов на вещи, которые не усиливали Советский Союз в его историческом соперничестве с капитализмом, а ослабляли его. Среди стратегических просчетов необходимо выделить попытки поддержания военно--стратегического паритета на уровне, превышавшим необходимую достаточность в деле сохранения международной безопасности, включая и безопасность СССР. Брежневское руководство оказалось не способным воспользоваться и разрядкой: вместо использования столь благоприятной паузы для концентрации на экономических проблемах, ринулись распространять "коммунизм" в Африке, Латинской Америке и на Ближнем Востоке. Стратегические просчеты в отношении Китая, национально--освободительного движения, реакция на не существующие угрозы (к примеру, на концепцию Тихоокеанского сообщества) и т.д. и т.п. И как последняя "капля -- капелища" -- Афганистан.

Правда, необходимо отметить, что просчеты Сталина были продиктованы стремлением на полную катушку воспользоваться плодами победы после войны, хрущевские проколы можно объяснить попытками использовать космические прорывы СССР в 1957 г. (спутник) и в 1961 г. (Гагарин). Брежневские же просчеты объясняются беспрецедентной близорукостью этого лидера и его окружения.

Сенатор Доул трижды прав, когда писал, повторю еще раз, что "падение советской империи не было ни неизбежным, ни предопределенным объективными историческими силами". И не столько лидерство Запада, хотя это имеет место быть, а полное "безлидерство" Москвы помогло им выиграть историческое сражение. Брежневское руководство оказалось не способным не только рассчитать реальное соотношение сил на международной арене, оно оказалось не в состоянии осознать и сдвиги, произошедшие внутри страны. А сдвиги произошли существенные.

Как было уже сказано, советская экономика начала терять свои социалистические качества уже во времена Хрущева. Этот процесс практически завершился на рубеже 70--80--х годов. Формально сохранялась госсобственность на средства производства и контроль государства за экономикой вместе с планированием и прочей атрибутикой социалистической системы. Фактически же планы никакие уже не выполнялись, а экономика находилась в руках директоров предприятий, осуществлявших производственный процесс на базе взаимных договоренностей. Все эти вещи с чисто экономических позиций убедительно расписаны в одной из статей Г. Явлинского в подглавке "Эволюция и крах советского планового хозяйства".132

Нас интересует политэкономический эффект развала централизованно--плановой экономики. Юридически средства производства (заводы, фабрики, ресурсы) принадлежали, как тогда говорилось, общенародному государству. Фактически они стали принадлежать партийно--хозяйственной номенклатуре, которая и олицетворяла собой государство. Уже в тот момент государство отделилось от народа. Проявилось это в том, что "общенародное государство" потеряло контроль и за системой распределения, упавшая в руки работников сбыта и торговли. Появился новый класс или, если угодно, громадная группа людей в несколько миллионов человек -- класс торгашей и спекулянтов, которых тогда называли торговой мафией. Ничего не создававших, а все перепродававших. На чем и процветали.

В результате на рубеже 70--х -- 80--х годов в СССР четко обозначилось новое классовое размежевание, совсем не по классическому принципу. Рабочие, крестьяне и большая часть интеллигенции (главным образом, врачи и учителя) составили в буквальном смысле трудящиеся массы. На противоположной части общества находился правящий класс, состоявший из нескольких страт: партийно--хозяйственная номенклатура и паразитирующий промышленно--торговый класс в несколько миллионов паразитов. Сюда же примыкала элитарная интеллигенция: приближенная к власть имущим деятели культуры, науки и искусства.

В сталинско--хрущевские годы разрыв в уровне жизни между правящей прослойкой и всем народом был громадным, но этим преимуществом пользовалась действительно не очень большая часть общества, именно "прослойка". При Брежневе, к "прослойке" добавились целых два класса, которые, хотя по уровню жизни отставали от самых верхов (члены Политбюро, члены ЦК КПСС, Совмина и работники, обслуживающие высшие органы власти), но кардинально опережали "трудящиеся массы". Фактически утвердилось два класса: правящий и угнетенный.

Ту систему нельзя было также называть административно--командной, как она нередко обозначалась, по той простой причине, что она ни администрировать, ни командовать уже не могла. Система работала самотеком, и "текла" она от социализма к капитализму. Другими словами, та система была уже не социалистической, но еще и не капиталистической. Смесь переходного периода. Элементы капитализма воплощались в децентрализации экономической власти, появлении предбуржуазии в лице спекулянтов и работников "черного прилавка". От социализма оставались, прежде всего, социальные гарантии -- обеспеченность работой, дешевое жилье, бесплатное образование и медицинское обслуживание, некоторые другие социальные льготы. Правда, и в эти социалистические сферы стал проникать типичный капитализм -- деньги, но еще не как необратимый процесс.

Проблема заключалась в том, что все эти социальные гарантии население не воспринимало как большие исторические достижения социализма, настолько привычными они были. Всех в то время больше всего волновала система распределения, особенно с середины 70--х годов, когда опустели торговые прилавки и появились торговые талоны.

Идея социализма начала дискредитироваться появлением, главным образом, паразитирующего класса, который "без труда" имел все, а люди труда -- ничего или почти ничего. И все это при "социализме", который стал рассматриваться как несправедливая система.

И, тем не менее, против социализма как системы никто (или почти никто) не выступал, даже низы, трудовой люд. Он рассчитывал на справедливость, которую восстановят именно верхи, т.е. руководство страны. В какой--то степени сами верхи объективно в этом были заинтересованы, поскольку их собственное существование зависело от социальной и экономической стабильности в государстве. К этому их толкала и сама политическая структура общества, формально еще сохранявшая социалистические атрибуты, в рамках которой верхи и могли существовать.

Горбачев и горботяпство

Как и в религии, худшей рекламой социализма
являются его приверженцы.
Дж. Оруэлл

Приход к руководству Горбачева поначалу воспринимался как луч света в темном царстве, поскольку он мог говорить, о чудо, без бумажки.

Но этого оказалось более чем недостаточно. Горбачев также не представлял как реформировать социализм, за который он тогда еще бился. Или имел те представления, которые ему были навязаны Западом. Опять Запад? Не берусь утверждать однозначно, но в брошюре "Чума черного рынка", его автор Джеймс Дэйл Дэвидсон пишет: когда в 1984 г. мы организовали "Стратеджик инвестмент" (нечто вроде бюллетеня консальтинговой компании по инвестициям), однажды нам в Лондон позвонили из Финляндии. "Звонок был от человека, работавшего шофером в Русском посольстве в Хельсинки (позже выяснилось, что он генерал КГБ). Он попросил помощи для малоизвестного члена советского политбюро по имени Михаил Горбачев. Горбачев планировал визит в Лондон, и он искал идеи, как реформировать Советский Союз. Когда Горбачев прибыл, догадайтесь, кто был его официальным сопровождающим в Лондоне? Это был скромный член парламента по имени Джон Браун, который в то время являлся редактором Стратеджик инвестмент. Представители Стратеджик инвестмента провели много времени с Горбачевым и его женой".133

Не знаю, то ли благодаря советам англичан, то ли благодаря собственным глубоким размышлениям, но Горбачев полностью проиграл себя и страну. И начал он ее проигрывать, явно не осознавая этого, с момента, когда он развернул кампанию гласности.

Посредством гласности был инициирован мазохизм прозападной интеллигенции, грязью облившей всю историю советской России. Она была представлена как сплошная ошибка 70--летнего развития страны. Гласность расколола народ на несколько слоев по признаку отношения к советской истории. Для западников -- эта история сплошные преступления против всего человечества (не понятно в таком случае, кто все--таки башку фашизму свернул? Неужели, американцы?). Для жертв сталинизма -- это Гулаг. Для ветеранов войны -- это победа над фашизмом. Гласность перессорила между собой поколения, а также различные слои советского общества. Таким образом добивался социализм, его идеология.

Горбачев, наверняка, думал, что гласность -- это демократия, это, так сказать, по--западному. Ему явно было невдомек, что Запад никогда не позволит своим СМИ посягнуть на свои западные ценности, включая историю развития Запада. Попробуйте найти в американской печати хотя бы намек на критику какого--либо периода США, включая период рабовладельчества до 1865 г. Или критику поведения Черчилля, например, за его провокации в деле вовлечения США в войну с Японией. СМИ Запада -- одно из жестко контролируемых и само--контролируемых звеньев их политической системы. Горбачев не знал этого, так же как и не знал результатов гласности в России в 1860--е годы. Вот как о ней писалось в приложении к журналу "Современник" -- "Свисток": "С того времени, как мы получили возможность обсуждать разные вопросы путем так называемой русской гласности, мы не решили еще ни одного вопроса"134.

Другим отражением его полного непонимания того, что надо было делать, являются попытки дать определение социализма, к которому в то время он призывал весь советский народ.

В принципе это была необходимая вещь: или переформулировать старые определения социализма, или изложить новую концепцию социализма. Она могла бы послужить идейной базой для сплочения людей, с одной стороны, для формулирования стратегии и тактики реформирования и развития социализма, с другой. И надо было это делать с самого начала реформ, сразу же после прихода к власти. Именно так поступил Дэн Сяопин, выдвинувший концепцию социализма с китайской спецификой. Горбачев же занялся определением социализма в конце 1989 г. Я еще к нему вернусь. Но сразу же следует отметить, что его определения не удовлетворяли многих, как теперь говорят, политологов демократической ориентации. И они пытались дать собственные определения. Вот некоторые из них.

Вот, например, Г. Дилигенский, главный редактор журнала "МЭМО". Он считал: "Социализм -- это прежде всего система ценностей, гуманистических по своему содержанию"135. Примем к сведению. Профессор Э. Араб--оглы: "Абстрактно -- это раскрепощение труда, всестороннее развитие личности, гармоническое отношение общества с природой, уверенность людей в своем будущем" (там же). Тоже возьмем на заметку. Профессор М. Баглай, справедливо замечая, что не сформулировав понятие социализма, бессмысленно говорить о социалистической собственности, утверждал: "Важнейшие требования, предъявляемые к социализму выражаются в триедином принципе: свобода, труд и социальная справедливость"136. Но поскольку М. Баглай полагал, что названные им принципы социализма утвердились в западных обществах, он добавляет: "Социализму незачем изобретать при всех случаях собственные демократические институты власти, в основном они сложились в мировой практике и являются универсальными" (там же).

Почему не могут вызвать удовлетворения все названные определения социализма? Да по очень простой причине: они не являются определениями. В них нет родового признака социализма. Они настолько универсальны, что будут правильны для любого современного общества даже не социалистической ориентации. Эти слова не мои; их тогда высказал кандидат в члены ЦК КПСС, первый зам. пред. Совета Министров СССР В.В. Никитин. Но я с ним полностью солидарен.

Теперь вернемся к определению социализма Горбачевым. В концентрированной форме его соображения на этот счет были изложены в программной статье "Социалистическая идея и революционная перестройка" (Правда, 26 ноября 1989 г.). Полное определение социализма у него звучит следующим образом: "Итак, социализм, к которому мы движемся в ходе перестройки, -- это общество, опирающееся на эффективную экономику, на высшие достижения науки и техники, культуры, на гуманизирование общественной структуры, осуществившее демократизацию всех сторон общественной жизни и создавшее условия для активной творческой жизни и деятельности людей". Ясно, что это никакое не определение, а элементарный словесный понос. В его "определении", так же как и в определении "демократов" нет системных характеристик социализма как общественной формации, отличающейся от других формаций, в частности, от капитализма137. И поэтому оно не может претендовать на определение, оно не могло явиться опорой для разработки стратегии и тактики реформ. Однако некоторые разъяснения и дополнения к данному определению типа -- "Идея социализма, в нашем сегодняшнем понимании, -- это, прежде всего, идея свободы" -- позволяют предполагать, что Горбачев пытался сформулировать это понятие в духе демократического социализма, взятого на вооружение Рабочей (Лейбористской) партией Великобритании. Не случайно, значит, навещал эту страну. Отсюда, видимо, и его лозунги о социализме с человеческим лицом, так сказать, гуманный социализм.

Я далек от мысли, что Горбачев или процитированные профессора не знали устоявшихся старых определений социализма, известным всем по школьным учебникам. Отказывались они от них сознательно, потому что за классическими определениями стояли Маркс и Энгельс, Ленин и Сталин; в них отражалась история советского социалистического государства. Та самая история, которая для них была "преступлением". Именно от этих имен и от истории они пытались уйти, а взамен придумать нечто свое. "Свое" же оказалось совершенно беспомощным как в теоретическом, так и в практическом отношениях.

Наверное, ничего удивительного в том нет, что даже через 10 лет после начала "перестройки" М. Горбачев так и не понял, в чем суть ее провала. Во многих своих интервью, объясняя причины распада СССР, он подчеркивает два момента: предательство Ельцина (в связи с Огаревским планом "обновления" СССР и подписанием за его спиной соглашения с Украиной и Белоруссией) и "иррациональное" общественное мнение, не осудившего распад Союза.138 Горбачев, видимо, до сих пор не понимает, что Ельцину так легко удалось его обмануть и развалить Союз по простой причине: сначала сам Горбачев добил остатки социализма. А именно на каркасе социализма, даже в его изуродованном виде, держался Союз. Такие громадные многонациональные территории могут держаться только благодаря твердой авторитарной власти Центра или в форме великодержавных монархий, или в форме диктатуры какой либо политической организации типа партий. Особенно в таких странах как Россия или Китай. Так что в распаде СССР Горбачев должен обвинять только себя.

Стратегическая ошибка, а точнее ошибки Горбачева и тех, кто писал ему статьи, заключались в следующем.

1) в 80--е годы СССР нужна была не свобода, а жесточайшая диктатура, усиление политической власти, способной а) кардинально оздоровить Коммунистическую партию, освободившись от паразитирующей ее части, и превратив ее вновь в организующий и контролирующий орган; б) вернуть рычаги распределения товаров из рук торговой мафии под контроль государства; в) навести жесточайший порядок на предприятиях и гос. учреждениях, в том числе и в научно--исследовательских институтах; г) закрепить фактически сложившуюся автономность экономического взаимодействия предприятий, т.е. узаконить свободу экономической деятельности предприятий, освободив многие из них от центральной опеки; д) в конечном счете, усилить центральную партийно--государственную власть для осуществления необходимых реформ в экономике и политике. Только сильная власть могла сделать все что угодно в то время. В какой--то степени Андропов начал реализовывать часть этой программы, но не успел, к великому несчастью. Горбачев же сделал все наоборот.

Развалил не просто партийно--государственную власть, а вообще власть как таковую, поскольку он в принципе не понимал, что такое власть и потому не смог с ней справиться. Вот что он писал об этом в своей статье: "В политическом отношении обновление социализма ведет к обеспечиванию подлинного народовластия путем формирования механизмов гражданского общества и правового государства". Это положение мы встречаем и в тогдашнем проекте платформы ЦК КПСС: "Политика партии исходит из признания суверенной воли народа в качестве единственного источника власти. Общенародное правовое государство исключает диктатуру какого--либо класса, тем более власть управленческой бюрократии и представляет собой Республику Советов, обеспечивающую всем гражданам доступ к участию в государственных делах и занятию любых должностей".

Если отойти от классового подхода, а именно этот подход нам предлагался, то окажется, что в Конституции почти любого государства зафиксирована идея народовластия. Разве не народ выбирает президентов в США, ФРГ, во Франции? Разве те же Клинтон, Мэйджор, Коль и др. не считают себя частью народа? Ах, да. Еще "общенародное правовое государство"?! Это же бессмыслица. Если провозглашается "самоуправление народа", то он не нуждается в государстве, будь оно правовое или не правовое. Если же сохраняется государство, то о каком самоуправлении может идти речь? К тому же, как это государство, будь оно хоть трижды "общенародное", обойдется без "власти управленческой бюрократии?" Не случайно у тогдашнего члена редколлегии "Правды" А. Ильина в споре с авторами "Демократической платформы", видимо, невольно, но искренне вырвалось: "Если сегодня партия добровольно отказывается от власти, выходит из государственно--иерархических структур, кто конкретно возьмет власть? Народ? Мы прекрасно знаем, что народ ни в одной стране мира непосредственной властью не располагает"139. И он совершенно прав. Поэтому вместо всей этой демагогии о самоуправлении необходимо было четко зафиксировать взаимоотношения между государством и обществом, подчиненность первого второму, определить взаимосвязь между демократией и свободой (либерализмом), их институциональные ниши. Но, как говорится, поезд ушел.

Таким образом, Горбачев и его окружение, отказавшись от старых формулировок социализма, не смогли дать и новых. Теоретическая несостоятельность постоянно сказывалась на практике: в надстройке разваливались остатки социалистических структур, в экономике происходило сползание от очень плохой социалистической экономики к планово--рыночной через регулируемо--рыночную к просто рыночной экономике. Динамику этого сползания можно проследить по приросту ВНП СССР (в %) на основе расчетов ЦРУ. 1986 г. -- 4,1, 1987 -- 1,3, 1988 -- 2,1, 1989 -- 1,5, 1990 -- -2,2.140 Ну и как финал горбачевской перестройки, 1991 г. -- -12,9%.141

Поражение Горбачева было, таким образом, почти неизбежным, поскольку, хотя он и призывал к обновленному социализму с человеческим лицом, оно по сути было уже ни социалистическим в первоначальном варианте (тогда можно было бы опереться на диктатуру рабочего класса), ни социалистическим в западно--демократическом смысле, когда можно было бы опереться на средние классы, ни, наконец, в "общенародном" смысле (общенародное государство), когда можно было опереться на весь народ. Короче, у Горбачева не было широкой социальной базы, которая его могла бы поддержать. В тех условиях необходима была диктатура личности с четким российско--социалистическим мышлением. Таким мышлением он не обладал. В результате проговорил социалистическую перестройку. И самое подходящее слово для обозначение его периода правления в 1985--1991 гг. может быть только одно -- горботяпство.

В то время признавалось, что экономика не является "сильной стороной" апостола перестройки. Зато, дескать, он преуспел в во внешней политике.

Действительно, внешняя политика была центральным направлением горбачевской деятельности, и объективно это было оправдано. В то время настоятельно было необходимо, во--первых, привести внешнеполитические цели Советского Союза в соответствии с реальными возможностями государства, во--вторых, путем искусной политики освободиться от ненужных затрат и, наконец, в--третьих, найти приемлемые варианты улучшения межгосударственных отношений со всеми странами, чтобы сконцентрироваться на внутренней политике. В те годы была выдвинута концепция нового политического мышления, в формулировании которой большую роль сыграл А.Н. Яковлев вместе с небольшой группой своих помощников.

Никто из них не был новатором, поскольку основные идеи этого мышления были высказаны задолго до 1985 г. левым крылом буржуазной политологии как в США, так и в Западной Европе, а идея ненасильственного мира составляла ядро учения М. Ганди. Новым являлось то, что эти идеи воплотились в государственной политике Советского Союза.

Коротко, суть концепции нового политического мышления заключалась в следующем.

Первое. Было объявлено о приоритете общечеловеческих ценностей над классовыми интересами, что вело к необходимости деидеологизировать внешнюю политику Советского Союза. Предполагалась, что аналогичным образом поступят и другие государства, и следовательно, из взаимоотношений между системами исключался бы важнейший конфронтационный детерминант -- идеология. Такой подход привел к переосмыслению принципов мирного сосуществования, которые стали толковаться не как форма классовой борьбы, а как способ выживания человеческой цивилизации.

Второе. Вывод о невозможности в нынешних условиях выиграть ядерную войну, зафиксированный в совместном американо--советском заявлении (ноябрь 1985 г.), был положен в основу концепции всеобщей системы безопасности. Специфика концепции состояла в том, что она включала в себя не только всемирную распространенность, но и идею взаимозависимости всех ее сфер приложения: военную, политическую, экономическую и гуманитарную. Всеохват этой системы предполагал участие всех государств, независимо от системной принадлежности, в формировании всеобщей безопасности.

Третье. Новое политическое мышление подчеркивало взаимозависимость всех мировых проблем и всех субъектов международного сообщества, то есть фиксировалась целостность мира.

Следует признать, что в этой концепции было немало рациональных зерен, прежде всего касающихся второго и третьего пунктов. Однако уже в то время меня смущал первый пункт этой концепции -- деидеологизация внешней политики СССР, фактически означавший отказ от защиты социалистических интересов как внутри страны, так и на международной арене. В одной из статей, которая в то время не была допущена к публикации, я утверждал, что США никогда не откажется от идеологического компонента в своей внешней политике, а реализация концепции новомышлистов приведет к поражению Советского Союза на международной арене.

Результаты превзошли все ожидания. Была разрушена социалистическая система, рухнул Советский Союз как великая держава, США и весь Запад отпраздновал победу капитализма над социализмом.

Горбачев сработал на Запад, на США. В ответ -- заслуженные награды: повсезападная любовь (Горбимания), Нобелевка и масса других премий, которые он заработал во имя интересов Запада. Не удивлюсь, если ему поставят памятники в каждом государстве, входящим в НАТО.

Я, конечно, не думаю, что Горбачев развалил страну и социализм сознательно. Это был его уровень мышления, его уровень понимания "процессов". Это был и наш уровень мышления: мы ему внимали, мы его поддерживали и аплодировали до поры до времени. Многие из нас не понимали, что мы боремся против своей страны, против социализма ради Запада и капитализма.

* * *

Я сознательно не останавливаюсь подробно на событиях августа 1991 г., поскольку на эту тему очень много написано и со многими выводами из написанного согласен. Хочу зафиксировать только несколько моментов, которые время от времени обсуждаются среди русологов.

Мог ли "путч" остановить горбачевский развал и повернуть страну к социализму? История уже ответила на этот вопрос. И, на мой взгляд, история оказалась права.

Благие намерения ГКЧПистов отстранить Горбачева от власти, даже если бы им удалось это сделать (а делать это надо было гораздо раньше), не изменили бы ситуацию. Дело в том, что они сами, по крайней мере в то время, не представляли глубины изменений тогдашнего советского общества. Они не понимали, что от социализма отвернулись не только массы и миллионы простых коммунистов, но и партийно--хозяйственная номенклатура -- детище брежневского периода. Если в начале реформ она в штыки встретила горбачевские инновации, то на рубеже 1990--91 гг. номенклатура начала чувствовать, что свои незаконные привилегии она может легализовать на путях "рынка", который маячил в тогдашних речах нашего кормчего. Не случайно, когда на партийных форумах Горбачев дважды ставил вопрос о своей отставке с поста Генерального секретаря (последний раз в апреле 1991 г.), номенклатурщики, несмотря на жесткую критику Горбачева, не "дали ему уйти". Они уже осознали "прелести" его реформ для себя, а с приходом Ельцина просто перешли на сторону "капитализма", поскольку в реальности никогда и не были на стороне социализма. Они были пиявками на теле социализма, и насосавшись народной крови, отвалились от него.

У ГКЧПистов, так же как и у Горбачева, в то время не было массовой опоры. Среди них не было и выдающегося лидера, способного осознать тогдашние реальности и действовать решительно. Социализм потерпел поражение в экономике, в политике, в идеологии, в управлении. Страна тут же распалась. Население, отвернувшись от социализма, повернулось к глашатаям рынка и демократии, т.е. капитализма, предвкушая изобилие, которое грядет непременно.


129. См. Foreign Policy, Spring 1995, р.30.
130. Ibid., p. 31.
131. Andre Gunder Frank. WHAT WENT (AND STILL IS?) WRONG?: ECONOMY, POLITICS AND IDEOLOGY IN CONTENTION. Sept.2, 1992, second draft (Internet).
132. См.: Г. Явлинский. Экономика России: наследство и возможности. -- "Октябрь", 1995, № 7, 8.
133. James Dale Davidson. The Plague of the Black Debt, pp. 27-28.
134. Свисток. М., 1981, с. 242.
135. Правда, 22.I. 1990.
136. Правда, I.II. 1990.
137. Через несколько лет подобный подход сформировался в позицию. В диалоге с одним из политологов он сказал: "...но я бы не связывал социализм с формационным подходом". --
Правда, 16. VIII. 1995.
138. Там же.
139. Правда, 3.III. 1990.
140. См.: "Вопросы экономики", 1995, № 10, с. 106.
141. См. там же, 1995, № 1, с. 18.