3. О национальных интересах и национальной безопасности России

"А на фига все это надо?" -- Именно такая форма вопроса была начертана на полях одной из моих рукописей моим бывшим начальником отдела ИМЭМО на странице, где я разбирал американские взгляды по проблемам национальных интересов. "Американцы, -- уже в разговоре со мной продолжал "углублять" свою мысль начальник, -- хотя теоретически и не сформулировали понятие национальных интересов, а проводят очень даже эффективную политику". В ответ я его спросил, а как определяется "эффективность" внешней политики? "Достижением поставленной цели", -- мудро ответствовал начальник. Но дело в том, что цель можно достигать дорогой ценой, а можно ее достигнуть, не затратив или затратив меньшее количество ресурсов. Скажем, война против Ирака в 1990 г. американцам обошлась в миллиарды долларов (только одни японцы подкинули на нее около 13 млрд долл). И казалось бы США победили. На самом деле, во--первых, цель не достигнута: Ирак остался стратегическим противником США, и неизвестно чем кончится их противостояние. Во--вторых, нынешнего уровня "достижения цели" можно было добиться значительно более дешевым вариантом. И, в--третьих, совсем не однозначно, имеет ли антииракская политика Вашингтона отношение к безопасности США? В самих США я встречал немало людей, которые на этот вопрос отвечали отрицательно.

Все это я к тому, что не разобравшись в фундаментальных категориях внешней политики, непонимание сопряженностей между целями, средствами и возможностями, короче, отсутствие ясности по "общим проблемам" не просто ведет к постоянному натыканию на них "в частностях", а оборачивается уничтожением колоссальных ресурсов, брошенных просто на ветер. Когда--то Дж. Стоссинджер в одной из своих книг писал о ложных представлениях США, СССР и КНР друг о друге, являвшихся причиной бесполезных затрат каждой из держав, т. е. изъятием у своих граждан миллиардов долларов, рублей и юаней.

Проблема одинакового понимания одних и тех же явлений -- это не проблема языка, как в свое время считал гениальный Людвиг Виттгенштайн. Это проблема вскрытия явлений объективных по своей сущности. Законы Ломоносова и Ньютона на всех языках понимаются одинаково. И пока мы не поймем объективность явлений, обозначаемых терминами национальные интересы и безопасность, конфликты будут неизбежны.

И хотя некоторые ученые и политики понимают эту очевидность, однако, выработать "общий лексикон", в том числе по категории национальных интересов, не так--то просто. В этом убеждают, например, взгляды участников "круглого стола", опубликованные в журнале "МЭМО" за 1996 г. (№ 7--9). Это проблема не только российских ученых. Точно такое же взаимонепонимание можно встретить и среди американских, японских и даже китайских ученых, несмотря на их идеологическое единство.

Бесконечные споры вокруг определения понятий национальные интересы и национальная безопасность вызываются многими причинами. Назову три из них.

Во--первых, эти понятия вырваны из совокупности других понятий и категорий, описывающих весь процесс внешней политики и международных отношений.

Во--вторых, много туману напускается теми, кто утверждает, что государство как историческое явление изжило себя, в результате чего границы между ними стали "транспорентными", то есть "прозрачными", и поэтому--де невозможно сформулировать понятие национальных=государственных интересов.6 Безусловно, отмеченная тенденция существует, и об этом первыми начали писать еще Маркс с Энгельсом, а Ленин более подробно описал механизм "ломки национальных перегородок" под воздействием монополий. В результате, писал он, развитие капитализма "идет в направлении к одному единственному тресту, всемирному, поглощающему все без исключения предприятия и все без исключения государства"7. К таким выводам 80--летней давности нынешние теоретики глобального капитализма приходят только сейчас, выдавая их за "открытия" американской экономической мысли. И все же, несмотря на эту тенденцию, государства существуют (в ООН зафиксировано 185 государств на 15 декабря 1994 г.), и границы их не столь "прозрачны", как уверяют некоторые теоретики. Пусть попробуют в США они въехать без визы. И пока существуют государства, будут существовать и государственные интересы, сколько б наций и национальностей не проживало в пределах государственных границ. Споры о том, что государственные интересы, дескать, не отражают интересы тех или иных национальностей или социальных групп, бессмысленны, поскольку интересы значимы только тогда, когда существует механизм их реализаций, а это не что иное, как власть, а государство и есть власть.

В--третьих, названные категории действительно начинают терять свои реальные очертания, когда их пытаются зафилософизировать словесными канделябрами. Например, один, видимо, очень ученый ученый, используя "эвристические", "эпистомологические", "моносубъектные", "бессубъектные" и прочие полихлорвиниловые словеса, следуя за всякими манхаймами, веберами и другими авторитетами Запада, считает, что категория "национальный интерес" малопродуктивна и концептуально слаба8. Но поскольку теоретики и практики внешней политики в других странах о таком выводе не догадывались, они продолжают формулировать концепции и доктрины национальных интересов, на основе которых и осуществляется внешняя политика, по крайней мере, ведущих держав мира.

Последуем их примеру. Нижеизложенное -- это очерчивание круга понятий, в который встроены категория национальных интересов и безопасности без их теоретического обоснования. Сами же обоснования разбросаны в других работах, и у кого есть вкус к теории, может их прочитать.9

Итак, государство, как и любая система, объективно "настроено", во--первых, на самосохранение, т. е. сохранение целостности, во--вторых, на то, чтобы эту целостность сохранить как можно дольше. Эти два условия составляют объективную потребность государства. В силу множества причин эти потребности реализуются, в том числе и за счет взаимодействия с внешней средой, проще говоря, во взаимодействии с другими государствами или международными субъектами. Но само взаимодействие требует осознания его необходимости и поэтому этот процесс субъективизирован. Его результат выражается в форме интереса. На философском языке это прозвучало бы как процесс субъективизации объективных потребностей общества. Несколько проще, интерес -- это субъективная форма выражения объективных потребностей общества, которые в аккумулированном виде выражаются через интересы государства, т. е. они по сути дела являются государственными интересами.

Понятно, что эти интересы делятся на внутренние и внешние. Среди первых важнейшими являются стабильность и развитие -- два противоречивых явления, баланс которых делает систему-государство устойчивым, т. е. целостным. Далее я не буду касаться внутренних интересов, а только внешних, тем более что они в принципе проявляют себя фактически одинаково, только в разных политико--экономических пространствах.

Поскольку внешняя среда крайне неоднородна, то и интересы относительно каждого субъекта будут отличаться по содержанию. При всем этом, постоянными при взаимодействии с любым актором остаются фундаментальные интересы, каковыми во все времена и для всех государств являются: 1) территориальная целостность, 2) независимость или политический суверенитет, 3) сохранение господствующего строя, т. е. политико--экономический режим, 4) экономическое развитие и процветание, которое в немалой степени зависит от взаимодействия с внешней средой.

Только в поздний период феодализма к фундаментальным ценностям стали относить сохранение господствующей идеологии, которая слишком поздно была осознана самими идеологами позднего феодализма, в частности в Германии первой половины XIX века. Однако капитализм уже достаточно хорошо осознал "ценность" идеологических интересов, беспощадно подавляя утверждавшуюся в том же XIX веке социалистическую идеологию, особенно в той же Германии времен Бисмарка. В XX же веке этот интерес становится даже более важным, чем названные выше три "интереса", поскольку он стал причиной структурных и системных изменений во всей совокупности международных отношений.

К концу XX века к фундаментальным интересам стали относить национально--культурную самобытность страны -- явление, которое на Западе обозначают термином "identity". Некоторые российские ученые позаимствовали его в форме слова "идентичность", например, нации, хотя слово идентичность в русском языке имеет другое значение (схожесть, например). Надо иметь в виду, что американцы последние два "интереса" обозначают термином "ценности", т. е. под капиталистическими ценностями они понимают рынок и демократию, а под самобытностью -- американский образ жизни.

Помимо фундаментальных интересов и ценностей существуют стратегические и тактические интересы. Эти интересы динамичны, изменчивы, постоянно корректируемы в зависимости от складывающей международной обстановки. В конечном счете их реализация предполагает расширить, увеличить, усилить объемы фундаментальных интересов. К примеру, расширить собственную территорию за счет территорий других субъектов, получить контроль над суверенитетом других субъектов мировой политики, навязать собственную систему правления, свои ценности другим в конечном счете в интересах своих фундаментальных интересов.

Но все это в теории, поскольку сам по себе интерес не воплощается в политике. Политика начинается тогда, когда интерес трансформируется в цель. Общее между интересом и целью заключается в том, что и то, и другое отражает объективные потребности общества, различие же коренится в том, что первое осознается, а второе предполагает субъективную деятельность через институциональные механизмы общества или государства. Отсюда цель -- это интерес в действии. Следовательно, внешняя цель выступает в качестве закона, определяющего характер деятельности и способ действия субъекта на мировой арене. Другими словами, цель воплощается в категории "деятельность", которая в свою очередь описывается цепочкой терминов "действие", "влияние", "взаимодействие", "объем отношений" и стоящей несколько особняком категорией "активность"10. Вся совокупность явлений, попадаемая под категорию "деятельность" называется внешней политикой. Сформулируем эту категорию. Внешняя политика есть сознательная деятельность государства, направленная на достижение внешних целей в соответствии с национальными интересами страны. Подчеркнем, что транснациональные и межнациональные компании и банки, а также любые значимые в обществе акторы типа партий, также имеют свою внешнюю политику, иногда по воздействию на международную среду, превосходящую официальную политику страны, но их деятельность не имеет отношения к национальным интересам. У них свои интересы -- скорее интернациональные. Причем, нередко их интересы расходятся с интересами их собственных стран.

Для того чтобы внешняя политика могла быть реализована, необходим соответствующий аппарат внешней политики, обычно состоящий из МИД, МО, Министерства внешних связей и т. д. Хотя по функциям каждый из этих институтов отвечает за одно направление внешней политики, однако на практике они очень часто взаимодополняют друг друга (а иногда и взаимно мешают). Однако главная их функция -- реализовывать политику, в том числе и политику безопасности, конечная цель которой заключается, как минимум, в сохранении фундаментальных интересов и ценностей, как максимум, в беспредельном расширении их объема. В свою очередь политика безопасности дробится на множество политик безопасности в зависимости от их функциональной направленности и восприятия "угроз". Отсюда проистекает политика идеологической, военной, экономической, политической, экологической, культурной, космической и прочей безопасности.

Следует также учитывать, что все названные категории определяются другой цепочкой категорий, в которую встроена и внешняя политика. Это -- мощь государства, его вес, который связан с категорией престижа, сама внешняя политика, с которой сопрягаются категории роли и силы государства. Через эту цепочку категорий определяются фактически соотношения экономического потенциала государства и его возможностей реализовывать внешние цели. В свою очередь анализ всех этих соотношений призывает категорию "восприятие", имеющую самостоятельное теоретическое направление, получившее название как теория восприятия (или в западном варианте -- как перцепциология). Именно на этом уровне формулируются доктрины или концепции внешней политики, в том числе и национальных интересов и безопасности.

При этом надо учитывать разницу между доктриной и концепцией: первая является теоретико--пропагандистским обеспечением государственной политики, вторая -- совокупностью взглядов и рекомендаций относительно того, какую политику государству целесообразнее проводить на тот или иной исторический момент. Были, например, доктрины Монро, Трумэна, Форда, но не было доктрин Моргентау или Дойча. У последних были концепции, теории национальных интересов и безопасности.

В принципе пока не существует стройной теории внешней политики и международных отношений, разработанной в виде, например, "Науки логики" Гегеля. Хотя "кирпичики" для строительства такого теоретического здания разбросаны в немалом количестве по многим работам теоретиков различных стран. Задача -- собрать и систематизировать их.

Несколько затянувшийся экскурс в теорию был нужен, прежде всего, для того, чтобы "развести" категорию национальных интересов и политику безопасности. Эти категории отражают разные функции внешнеполитического процесса, который делится на две фазы: фазу формирования и формулирования внешней политики, и фазу ее реализации в системе международных отношений. Категория интереса относится к первой фазе, безопасности -- ко второй.

Итак, интерес -- это категория политики, отражающая осознание (субъективизацию) объективных потребностей государства. Внешнеполитический интерес, т.е. национальные интересы вовне являются выражением общих и частных потребностей государства, вытекающих из его социально--политической природы, а также его места и роли в системе международных отношений.

Безопасность (национальная) -- категория политики, означающая способы, средства и формы обеспечения национальных интересов государства как внутри страны, так и в системе международных отношений.

Безопасность (международная) -- категория, отражающая такое состояние международных отношений, при которой обеспечиваются фундаментальные национальные интересы всех субъектов мировой политики.

Еще раз обращаю внимание на разницу между национальной и международной безопасностью. Национальная безопасность -- это политика, международная безопасность -- это состояние.

Какое состояние международной безопасности предпочтительнее для той или иной страны, зависит от понимания собственных национальных интересов. Поскольку чаще всего эти интересы существенно отличаются у различных держав, то они и являются внутренними источниками "опасности", т. е. напряженности, конфликтов и войн на мировой арене.

При этом самим формулировкам международной безопасности не стоит придавать большого значения. Вот, к примеру, одно из определений. Международная безопасность -- это "состояние международных отношений, при котором создаются условия, необходимые для существования и функционирования государств при обеспечении их полного суверенитета, политической и экономической независимости, возможности отпора военно--политическому нажиму и агрессии, их равноправных отношений с другими государствами"11. Кто написал эти слова? Их мог написать, кто угодно: Зб. Бжезинский, Т. Иногути, Ян Шенцю, О. Н. Быков. Они принадлежат крупному советскому международнику Д.М. Проэктору, причем сказано это было в 1981 г. Я привел их не потому, что им сказаны плохие слова, а только для того, чтобы подчеркнуть, что все доктрины международной безопасности формулируются одними и теми же словами и терминами. Неискушенная в политике общественность, в том числе и "мировая", может только приветствовать все эти слова. Никто не станет возражать против слов безопасность, мир, стабильность, сотрудничество, процветание, рынок, демократия, ценности. Хорошие слова. Парадокс же заключается в том, что все проводят или провозглашают политику мира и стабильности, а получается конфронтация, как было, например, в отношениях между США и СССР, или более широко -- между Востоком и Западом. Все говорят о политике процветания и экономическом сотрудничестве, а 820 млн человек в мире безработных влачат жалкое существование. И масса подобных вещей.

Вопрос в том, что скрывается за всеми этими хорошими словами. Как однажды высказался "не по теме, но по существу" американский японовед К. Пайл, "свободный рынок -- это идеология сильных". Следовательно, для слабых рынок может обернуться трагедией, что и наблюдается сейчас в России. И в этом смысле, более плодотворной является изучение именно концепций национальных интересов и политики безопасности. В них труднее скрыть подлинные цели.


6. Для информации: когда американцы пишут или говорят о национальных интересах, они имеют в виду государственные интересы, поскольку в английско-американском языке слово "нация" означает в первую очередь "государство".
7. В.И. Ленин. ПСС, т. 27, с. 98.
8. См.: МЭМО, 1996, № 7, с. 64.
9. Например, см.: Алиев Р. Ш-А. Мощь государства и глобальное соотношение сил. В: Государство и общество. М., Наука, 1985; От внешней политике к всемирным отношениям. М., ИОН ЦК КПСС, 1989; Внешняя политика Японии в 70-х - начале 80-х годов (Теория и практика). М.: Наука, 1986, сс. 13--16, 96--103, 165--168, 283--284.
10. Повторяю. Я не даю определения названным категориям, а также ряду других категорий. Они определены в той литературе, которая уже указана выше.
11. Проблемы военной разрядки./ Отв. ред. А.Д. Никонов. М., 1981, с. 41.