2. Попытки европеизации РоссииПоначалу хочу обратить внимание на одну вещь, которая почему--то прошла мимо внимания ученых. Когда Япония столкнулась с западной культурой в XVI веке, то вместо того, чтобы шире открыть ворота Западу, токугавские правители, наоборот, закрыли эти ворота, уйдя с 1641 г. на более чем 200--летнюю самоизоляцию. И как показал ход развития этой страны, вплоть до насильственного "открытия" Японии американцами в 1853 г., она не только не отставала от Запада, а по многим параметрам, например, по грамотности всего населения, опережала этот самый Запад.
Возникает вопрос: могла бы Россия, так же как и Япония, обойтись без петровской европеизации, самостоятельно найдя в себе энергию для развития? Ответ не может быть однозначным. -- И да, и нет. Да, потому что хозяйственные потребности при наличии колоссальных богатств как людских, так и ресурсных вынуждали бы ее развиваться, причем, на собственной русской основе. Вне всякого сомнения русский народ, освобожденный от татар и прочих монголов, и разобравшись между собой в XVI веке, нашел бы в себе творческие силы для развития и науки, и техники, и прочих инструментов развития производительных сил, не говоря уже о чисто творческих вещах типа литературы и искусства, для исторического скачка и общего блага всех россиян. Трагедия в том, что Петр не верил в потенциал своего народа, в иванов и фекл, которые на тот исторический момент действительно выглядели архаичными со своими кафтанами--сарафанами, бородами и лаптями на фоне бритых европейцев и закорсеченных тощих мадам Англии, Голландии и Франции. Нет и потому, что опережавшая в военно--техническом отношении Европа вновь нацеливалась на ослабленную внутренними неурядицами Россию, проявляя извечную тягу к захвату российских территорий. Поляки, литовцы, шведы, немцы и прочие турки никогда не прекращали проверять прочность российских границ. Поэтому у России не было времени на плавное развитие. Как всегда, надо было найти в себе силы, чтобы скачкообразно организовать современные армию и флот для отражения агрессий, на этот раз, со стороны Европы. А это в то время невозможно было сделать, не меняя весь политический уклад российской жизни.
Петр I, побывавший в Голландии и в Англии, пришел в ужас от осознания того, насколько веков отставала Россия от Европы. И начал перекраивать Россию на европейский, в основном немецкий манер. Бояре не только остались без бород, но и вынуждены были кушать "горький кофий", а вместо завтрака "фрюштюкать".
В принципе Петру I на протяжении одного поколения удалось европеизировать Россию. Фактически это означало создание новой государственной надстройки (Сенат, губернии, новая аристократия /дворянство/), сконструированной по стандартам Западной Европы. Петровская Россия бурно и зримо вторглась в международные отношения Европы.
Но вся эта европеизация не коснулась народа, она охватила только верхний слой тогдашнего правящего класса, причем, в основном, столичного, главным образом, петербургского дворянства. Как писал в своих Мемуарах Казанова, в 1764 г. "немецкий язык очень распространен в этой стране. Одно лишь простонародье говорит на местном наречии".93
Следует все же особенно подчеркнуть, что в истории человечества мало кто добивался таких кардинальных результатов за столь короткое время. Два фактора позволили это сделать Петру I.
Первый -- абсолютизация личной власти (= автократия) путем жесточайшего подавления любого инакомыслия тогдашних "диссидентов" (стрельцов, бояр, наконец, сына Алексея). Второй фактор -- сверхэксплуатация крестьян и закрепление их на местах. Известно, что Санкт--Петербург был построен на костях сотен тысяч крестьян. Об этом много написано, но любопытна оценка американских историков, в данном случае, Р. Пальмера и Дж. Колтона, которые резюмировали: "Что касается крестьянских масс, то они оставались вне системы, беспощадно эксплуатируемые, отчужденные жизненными привычками от своих правителей и общественных надсмотрщиков, рассматриваемые последними как низшие твари или дети, никогда не способные понять их европеизированную цивилизацию"94. Еще более жесткие оценки реформам Петра дают русские философы Г. П. Федотов и Л.П. Карсавин. Первый в статье "Трагедия интеллигенции" пишет: "Сейчас мы с ужасом и отвращением думаем о том сплошном кощунстве и надругательстве, каким преломилась в жизни Петровская реформа. Церковь ограблена..., надругательство над русским языком... Опозорена святая Москва. ... Петру удалось на века расколоть Россию на два общества, два народа, переставших понимать друг друга"95. В таком же ключе пишет об этом периоде Карсавин, который назвал "точным предвидением" мнение французского историка де Местра о преждевременности и вреде петровского просветительства, которое должно привести и, по Карсавину, привело к появлению обширного слоя презирающих свою страну "полузнаек", критиканов и разрушителей"96. Нельзя в этой связи не согласиться с упомянутыми американскими историками, которые справедливо писали: "Империя Романовых называлась государством без народа".97
Таким образом, уже первая реформа под "Европу" проявила себя как "благо" для самых верхов и как трагедия для народных масс.
Просвещенная Екатерина II, следуя увещеваниям Ломоносова идти по пути реформ Петра I, поначалу "усугубила" этот процесс, и в какой--то степени высший слой столичных дворян вплотную приблизился к европейскому уровню. Но опять же европеизация практически не коснулась поместного дворянства, не говоря уже о "народе" (опять же читай: М.Е. Салтыков--Щедрин. История одного города). После же Пугачевского восстания Екатерина, видимо, окончательно поняла, что русского мужика в немца не превратить и на европейских законах не удержать. Не по закону, а по совести решать надо, -- говаривала царица. Короче, оказалась типичной реакционеркой, что и испытали на себе тогдашние демократы Новиков и Радищев.
Парадоксальным результатом европеизации, начатой Петром, было развитие России не в сторону от феодализма к капитализму -- путь, по которому в то время интенсивно шла Северная часть Европы и Англия и на который вставала Франция, а наоборот, к усилению феодализма в ее самой отвратительной форме не только с точки зрения эксплуатации крестьянства, но и с точки зрения хозяйствования. В формационно-системном плане только Россия умудрялась благодаря реформам идти не вперед, а назад. Другими словами, одни и те же способы и формы "развития" давали совершенно противоположные результаты на различных геоэкономических пространствах. Для России такой опыт становится закономерностью, когда она начинает на себе применять "чужой кафтан".
Казалось бы благоприятным историческим моментом для модернизации России был период наполеоновских войн. Известно, что они стали катализатором для социально--политических и экономических преобразований в капиталистическом русле в Италии, Австрии и в германских княжествах.
В России всплеском этого влияния оказались реформы М. Сперанского, стимулируемые самим Александром I. В определенной степени он преуспел в создании нового типа чиновничества, но не более. Декабристы было подняли голову, но все окончилось виселицей и Сибирью. И все же верхний слой дворянства офранцузился окончательно. А влияние иностранцев продолжало расти, особенно немцев благодаря нахождению на престоле династии Голштейнов, которую официально называли династией Романовых. По этому поводу русский дворянин А. А. Бестужев (Малинский) писал в 1829 г. "У немцев, составляющих едва ли не треть петербургского населения", своя власть в России; да и весь правящий слой -- "от собачки до хозяина дома" -- "все нерусские", а на улице -- "и ни русского лица, и ни русского слова"98. Ну а по всей России простые людовины продолжали акать и окать на русском.
Правда, Николай I, не очень жаловавший "прогресс", все вернул на круги своя, втянув страну в эпоху феодального застоя, окончившейся поражением в Крымской войне99. Прогрессивный Александр II решил вывести страну из этого застоя, "освободив" в 1861 г. крестьян, с которыми теперь не знали, что делать. За свою непоследовательность, разбуженные Герценом разночинцы, лишили его жизни. Махровый шовинист Александр III попытался омракобесить Россию вновь, т.е. вернуть ее "к старым добрым временам", за что Александр Ульянов вместе со своими товарищами покусились на его жизнь (1 марта 1987 г.). Правда, неудачно. Николая II государственные интересы волновали мало, его больше занимали семейные проблемы. Это в некоторой степени развязывало руки правительству. Энергичный канцлер Сергей Витте, так сказать, потомок Гончаровского Штольца, через строительство ж/дорог начал вносить капиталистическую душу в славянское общество. Позднее, Петр Столыпин решил все--таки из русских крестьян сделать немецких фермеров, не поскупившись на "огонь и меч". Казалось, капитализм начал приживаться в России. А вместе с ним и европейская культура, распространившаяся и на разночинные слои тогдашнего общества. Вопрос -- какой ценой? И что из этого вышло?
Упоминавшиеся американские историки пишут: "Собственность большей части новых промышленных предприятий находилась в руках иностранцев. Немалой частью владело само царское правительство; Россия уже тогда имела самую большую государственно--управляемую экономическую систему в мире. Кроме того, в России (в отличие от США того времени) правительство было громадным должником Европы; следовательно, в финансовом отношении оно было менее зависимо от собственного народа, и значит в большей степени было способно поддерживать абсолютистский режим". 100
Вот что говорят по этому поводу цифры. Земля Дома Романовых на рынке стоила 50 млн долл (по тогдашнему курсу это было эквивалентно 100 млн руб. золотом), ежегодные доходы Дома составляли 12 млн. долл. Стоимость драгоценностей дома Романовых--Голштейнов оценивалась в 80 млн долл. 101
В начале царствования Николая II иностранцы контролировали 20--30% капитала в России, в 1913 г. -- 60--70%, к сентябрю 1917 г. -- 90--95%.102
Таким образом, несмотря на реформы Витте -- Столыпина, страна оставалась аграрной. Главными статьями экспорта были продукты с/хозяйства и лес. 4/5 населения -- крестьянство, проживавшее в сельских общинах или "миру", где земля ежегодно делилась между общинниками. Причем, никто не мог покинуть общину без разрешения совета общин.
В результате Россия перед Первой мировой войной выглядела следующим образом.
80% населения -- крестьяне, 20% -- пролетаризированные рабочие; капитализированные верхние слои, экономически связанные с Европой, в основном с Францией; разлагающийся царский двор во главе с безвольным Николаем II; по--европейки просвещенная разночинная интеллигенция, расколотая на различные политические течения. В целом, почти неуправляемая и не реформируемая страна, созревшая или для гибели, или для революции.
Вот некоторые цифры, собранные и систематизированные газетой "Борьба", о состоянии России перед 1917 г.
За 1880--1916 гг. умерло не менее 158 млн детей, из них при последнем царе -- 96,8 млн. Если "добавить" к ним взрослое население, то общая цифра вырастит до 176 млн человек.
В годы революций и бунтов было убито 3 млн человек, в русско--японскую войну -- 1 млн, считая и тех, кто умер от ран и погиб в плену. В первую мировую войну убито 2,5 млн, умерло от ран, голода и холода еще 6,5 млн человек.
От производственных травм, отравлений и самоубийств, по официальной статистики тех лет, ежегодно погибало 3--4 млн человек, в результате за 36 лет перед революцией это составляло 108--144 млн человек.
В целом в 1880--1916 гг. от голода, болезней, убийств, войн, производственных травм Россия потеряла около 308 млн человек.103
Кто--то может сказать, что, дескать, эти цифры подбирались крайне левой газетой, и потому им нет веры. Во--первых, газета, приведя те или иные цифры, опиралась на официальные источники. Во--вторых, по этой же идеологической причине у меня были бы основания не верить ни одной цифре буржуазных авторов, которых я постоянно ловлю на элементарном вранье. В--третьих, данные цифры подтверждаются другими материалами и источниками, в том числе опубликованными и на Западе. Кроме того, их подтверждают очевидцы тех лет в своих научных и не научных работах.
Вот, например, как описывает положение крестьян профессор Эмиль Джозеф Дилон, живший в России в 1877--1914 гг.: "Русский крестьянин ложится спать в шесть и даже в пять часов зимой, т.к. у него нет денег купить керосин для керосинки. У него нет мяса, нет яиц, нет масла, нет молока, часто нет капусты, и живет он в основном за счет черного хлеба и картошки. Живет? -- Голодает от недостаточного количества всего этого"104. Как же быть с байками о процветании России до революции? Супруги Сидней и Беатриса Уэбб, известные английские социалисты, изучив положение крестьян в России, сами делают такой вывод: "Большинство крестьян в 1900 г. жили как крестьяне Франции и Бельгии в XIV веке".105
* * *
Все это означало, что ни капитализация, ни европеизация по каким--то причинам не прививалась на российской почве. Существует множество объяснений этому феномену. Мое понимание сводится к следующему.
Начну с наименее важной причины. Она связана с личностями. После Петра I вплоть до Октябрьской революции 1917 г. в России по сути не было ни одного крупного политического деятеля, способного на великие свершения. При этом надо иметь в виду российские стандарты великой личности. Для такой громадной, сложной во всех отношениях страны, к тому же имея в виду необходимость кардинальных или, как сейчас модно говорить, системных преобразований, дизраэлями, пальмерстонами и бисмарками было не обойтись. Требовались гиганты со стратегическим мышлением и железной волей. Возможно, в этом причина неудач реформ умеренно--умных, но безвольных Александров, Первого и Второго, а также решительных, но не обладающих достаточной властью Витте и Столыпина. Возможно.
Более же серьезная причина, на мой взгляд, коренится в другом. Она заключается в том, что России были нужны не реформы, а революции, поскольку объективно требовалось менять не какую--то часть общества, а все общество целиком, с его надстройкой и базисом. В таком случае опорой изменений является не прослойка в обществе, а целые классы или класс. Нидерландская, Английская, затем Французские революции делались представителями нарождающейся буржуазией с опорой на третье сословие, к которым очень часто примыкал и народ, ненавидевший своих феодалов. Они ставили себе задачу сломать феодальные отношения, т.е. целую систему, чтобы обеспечить простор для полной реализации уже возникших капиталистических отношений. В результате в революционные процессы вовлекалось большинство населения страны, так или иначе, втянутых в эти отношения.
Петр же целил не на слом феодализма, а на его улучшение, т.е. лакировку России под Европу. С одной стороны, это вело к консервации феодальных отношений в России, с другой -- разрыву или еще большему отставанию от Европы в плане формационном, а с третьей стороны, одновременно расширялась брешь внутри страны между верхами и низами. Последних, крестьян, загоняли в глухой средневековый феодализм. Верхи сами разделились на феодалистов и прогрессистов. Помещики вместе со своими крестьянами жили в эпоху махрового феодализма; европеизированные прогрессисты, обитавшие в столицах, были ближе по своему умострою к капиталистическим европейцам. Обычный для России многослойный пирог.
Такая ситуация заранее обрекала на неудачи реформы М. Сперанского (если иметь в виду его большие цели) и даже декабристов, случись они пришли бы к власти. Ни у кого из них не было массовой классовой опоры. Реформы "сверху" при Александре II также обрекались на поражение, поскольку они реформировали феодализм, и не были четко ориентированы на капитализм. Они "варились" в сфере земельных отношений, т.е. крестьян--помещиков, которые не могли выйти за рамки феодальных устоев. В Англии в свое время, силой согнанные с земли крестьяне, устремлялись на ткацкие фабрики. В России освобожденные крестьяне оставались в основном на земле, а помещики превращались в "пустой" класс. Вместе с тем, немногие крестьяне и капиталисты, которые все--таки попадали на фабрики, не создавали "критической массы", т.е. не осознавали себя классами. В принципе российских капиталистов устраивала феодально--монархическая система, которая позволяла обращаться с рабочими как с животными -- система сверхэксплуатации, которая не снилась американским или английским капиталистам. Даже реформы Витте и Столыпина, в какой--то степени дававшие импульс развитию буржуазных отношений в России, осуществлялись в рамках феодально--монархической системы. Интересен в этой связи один кусок у Р. Мэсси. Читаем: "Сергей Витте, который дал России ее первую конституцию (имеется в виду октябрьскую конституцию 1905 г.) и первый парламент, не верил ни в конституцию, ни в парламент. -- "У меня конституция в голове, но в моем сердце..." -- Витте сплюнул на пол"106. Другими словами, у капиталистических реформ не было класса, готовых поддержать их. Даже те, ради которых они осуществлялись, были против реформаторов, да и сами они во общем-то не сознавали, что делали.
Капитализм в России, конечно, через пень--колоду все--таки развивался. Но развивался он не столько русскими капиталистами, а иностранцами. Он был европейско--еврейского происхождения, связанный с именами ротшильдов, штюрмеров, рубинштейнов. Что и определяло поведение России, демонстрировавшей не столько защиту своих национальных интересов, сколько интересов европейско--еврейского капитала. Это и послужило причиной как втягивания России в первую мировую войну, так и поражения в ней русской армии, у которой было немало шансов эту войну выиграть.
Но есть и более важная причина неудач европеизации и капитализации России. Это -- русский народ, развивавшийся на греко--византийских вариантах христианства с человеческим лицом. Об этом довольно подробно писал Г.П. Федотов. Здесь важно только подчеркнуть, что византийский вариант культуры, алогичный (иррациональный) по своему философско--научному содержанию, совпадал с традициями и привычками русской души, с его общинными наклонностями и тяготением к равенству и братству, с презрением к богатству (читай русские сказки). Капиталистические "ценности" не вписывались с умострой россиян, культура которых строилась на "совести", а не на законах и богатстве. Богатый -- это жулик, вор. Хотя, как уже говорилось, капитализм все--таки просачивался на русскую землю, но он постоянно испарял яды, отравляющие российскую душу простого населения. Тем более что никаких благ он российскому народу не нес. Наоборот, он обезличивал народ, опустошал русский мозг и поганил русский язык.
Для того, чтобы перевернуть всю Россию, повторяю, требовалась не реформа, а революция, причем революция, задачи которой совпадали бы с ожиданиями и надеждами всего народа.
93. Мемуары Казановы. М.: Олимп, 1991, с. 327.
94. R.R. Palmer, Joel Colton. A History of the Modern World. NY: Alfred A. Knopf, 1978, p. 235.
95. Г.П.Федотов. Судьба и грехи России. Т.1, Санкт-Петербург:"София", 1991, с. 80.
96. Л.П. Карсавин. Философия истории. С-Петербург: АО Компонент, 1993, (сноска 110), с. 344.
97. R.R. Palmer, Joel Colton, p. 233.
98. А.А. Бестужев (Малинский). "Испытание", М.: 1991, сс.100, 431. -- Цит. по: Борьба, 1995, № 12, с.2.
99. В одном из американских учебников для университетов в главке под названием "Цивилизация царской России" о периоде середины XIX века пишется:"Ни в одной стране Европы не было таких очевидных цивилизационных крайностей как в Царской России. В немногих больших городах, прежде всего, в Санкт-Петербурге и Москве, развивалась космополитическая цивилизация, чьи писатели, художники, ученые, исследователи и финансисты имели тесные контакты с внешним миром. Тонкий высший слой российского дворянства был городским, путешествовал и был хорошо знаком с литературой, музыкой и искусством западной Европы. Однако громадная масса русских людей, включая большую часть поместного дворянства (помещиков) жили в маленьких деревенских общинах, почти полностью изолированных от внешнего мира. Они были неграмотны и суеверны, пропитанные средневековьем, отсталые в ремеслах, и связанные с примитивной аграрной системой" (Philip Dorf. Modern History. NY: Oxford Book Company, 1964, p. 111).
100. R.R. Palmer, Joel Colton, р. 693.
101. Robert K. Massie. Nicholas and Alexandra. NY: A Dell Book, 1971, p. 63.
102. А.А. Мосолов. При дворе последнего Российского императора. Записки начальника канцелярии Министерства императорского двора. М., 1993. Цит. по: Борьба, 1995, № 12, с. 2.
103. Борьба, 1995, № 12, с. 3.
104. Emile Joseph Dilon. Цит. по Sidney and Beatrice Webb. Soviet Communism: A New Civilization? London: Victor Gollancz, 1937, p. 809.
105. Sidney and Beatrice Webb, p. 236.
106. Robert K. Massie, р. 108.